Люд и пропаганда. Ростислав Ищенко


Социальные сети неплохи тем, что разрешают в режиме настоящего времени оценивать уровень умственного развития, восприятия действий властей (политики) и нравственные запросы среднего гражданина хоть какой страны.

Нужно сказать, что этот уровень не веселит. В эру полной безграмотности крепостного крестьянства средний умственный уровень фактически не различался от современного. При всем этом средний подданный Русской империи был существенно лояльнее по отношению к властям и существенно нравственнее, чем средний гражданин современной Рф. А нужно отметить, что по сопоставлению с остальными странами мира Русской Федерации на уровень лояльности и нравственный уровень собственного населения грех сетовать.

Обращаю ваше внимание на то, что с крепостным крестьянством муниципальная пропаганда фактически не работала. Для их не издавались особые газеты, у их не было чатов в «Вебе», информация о событиях, случившихся за околицей родного села могла добираться до их месяцы и годы. Единственный «штатный пропагандист» — сельский священник, читающий воскресную проповедь. Но сельские батюшки той поры, по отзывам современников, бедны (другими словами не могут для себя дозволить выписывать из столиц дорогие книжки и периодику), слабо образованны, ну и ораторы так для себя (не цицероны). В главном они помогают крестьянству решать в один момент возникающие неординарные бытовые препядствия, берегут единство общины, политики же касаются только упоминая, что всякая власть от Бога, да зачитывая очередные королевские манифесты. Если их и можно именовать пропагандистами, то очень условно.

Практически отношения меж властью и народом строятся на базе многолетний традиции. Так, дескать, было постоянно, а другой жизни мы не знаем и управляться по-иному не умеем. Эта пасторальная идиллия временами прерывается мятежами. Но мятеж — свидетельство нарушения традиции представителем власти и отсутствия оперативной реакции центра на таковое нарушение. Потому по окраинам империи мятежей больше, и они сильнее. Конкретно там центральная власть слаба, местные начальники предоставлены практически сами для себя, люд по большей части вольный, пришлый, довольно мобильный, чтоб стремительно поменять пространство жительства, уйдя за тыщу вёрст.

Окраина — пространство не сложившейся традиции. Тут живут люди, от традиции протцов отказавшиеся (порвавшие с общиной), а новейшие правила общежития лишь вырабатывающие. Им трудно притираться друг к другу, и они склонны решать делему силой. Но эти же люди, нередко выступая против местного начальства, в целом хранят верность имперскому центру. Их очень не достаточно на зауральских просторах. Выживать посреди одичавших племён и удачно с этими племенами вести взаимодействие они могут лишь под защитой имперских полков.

В общем логика эры, своя в каждой раздельно взятой части империи, была так явна, а кандидатура имеющимся стихийно сложившимся порядкам так призрачна, что никакие усилия пропаганды не требовались. И власти, и люд интуитивно ощущали необходимость взаимодействия, ограниченного определёнными рамками, выход за которые нёс опасность всей системе и потому безжалостно карался, независимо от того пробовал ли «раздвинуть рамки» коррумпированный бюрократ, «прогрессивный военный», насмотревшийся «французских свобод», но так ничего в их и не понявший, либо лишне ретивый админ, вводящий непонятные и обременительные для фермеров новаторства и тем смущающий их разумы. Власть так же ретиво наказывала «нарушителей конвенции» в собственных рядах, как люд ловил и передавал властям «студентов» и иных революционных агитаторов.

Но со 2-ой половины правления Александра II Русская империя, как и остальные передовые державы тех пор, ощутила резкую нехватку образованных кадров. Дворянских учебных заведений, выпускавших сотки приготовленных офицеров и 10-ки грамотных управленцев раз в год, сделалось не хватать. Для новейших заводов, для массового жд строительства, для индустрии в целом пригодились тыщи инженеров, и миллионы грамотных рабочих, способных прочесть чертёж и на его основании произвести подходящую деталь.

Внедрение всеобщего исходного, а потом среднего образования, начавшись при трёх крайних царях, закончилось совсем уже опосля Величавой Российскей войны. Но даже в крайние десятилетия XIX века и в 1-ые годы ХХ века состоялось общее впрыскивание в активную политику миллионов образованных разночинцев. Получив образование и почувствовав себя ровней имперской элите, эти люди весьма остро переживали ограниченность собственных способностей для политической карьеры.

Они и развернули антимонархическую пропаганду, которая, в итоге, привела страну к революции.

Царизм момент упустил. С массовой революционной пропагандой он столкнулся нежданно. Глушить её предпочитал запретами, механизмами контрпропаганды не обладал. В итоге к 1917 году правительство провисло. Даже высшие классы, долженствующие составлять его опору, были заражены революционными мыслями. Царское правительство вчистую проиграло революционерам в сфере пропаганды.

При всем этом типично, что новенькая разночинная революционная массовка, будучи существенно образованнее собственных крепостных отцов и дедов, умственно их не превосходила, даже была глупее, ибо мачалась безосновательными амбициями, нравственно же и совсем уступала на порядок, так как вначале практиковала террор как один из основных способов заслуги собственной цели. Не чурались они и откровенной ереси ради подрыва позиций правительства. Но образование — некоторый набор усвоенных ими познаний, делал их в очах народа абсолютной ровней представителям правительства. Люд привыкший к тому, что образованный = муниципальный бюрократ, столкнулся с парадоксальной ситуацией, когда антигосударственную пропаганду вели те же образованные люди, которых люд привык считать представителями страны.

В сельской местности валу революционной пропаганды должны были противостоять становой пристав и сельский священник. Информационная разработка ХVIII века столкнулась с технологией ХХ века. В этих критериях умопомрачительно не то, что империя проиграла, а то, что она так длительно выдержала, наиболее полвека умудряясь противостоять революционерам фактически на равных. Эту устойчивость империи можно разъяснить обычным укладом жизни фермерской массы. Когда этот обычный уклад был разрушен Первой мировой войной, на годы оторвавшей от домов, хозяйств и семей миллионы фермеров, тогда империя и упала.

Большевики информационными технологиями ХХ века обладали отлично. Конкретно потому побеждали в пропагандистской борьбе всех собственных противников приблизительно до начала 1960-х годов. Но отныне они равномерно начали сдавать позиции. Кончилось это отступление распадом СССР. Причём русский режим в крайние годы собственного существования был в пропагандистском плане так же немощен, как монархия в крайние годы империи. Так же как монархия не успела оценить взрывной потенциал доступных газет, помноженный на обученное грамоте население, руководители СССР недооценили потенциал электрических СМИ. В итоге подавляющее большая часть фаворитов публичного представления (режиссёров, артистов, телеведущих, создателей и продюсеров фаворитных программ), имеющих практически неограниченный доступ к электрическим СМИ (на тот момент телевидению) оказались оппозиционными властям страны и употребляли доставшуюся им трибуну, для того, чтоб нести эту оппозиционность в массы. Власть же оказалась уже довольно слаба, чтоб не суметь ограничить оппозиционную пропаганду с помощью цензуры (мера паллиативная, но в качестве временной, до отработки собственного пропагандистского механизма, полностью пригодная), также недостаточно компетентна для того, чтоб организовать эффективную контрпропаганду.

Как лицезреем, власть размеренно проигрывает пропагандистское поле в тех вариантах, когда не успевает впору увидеть и правильно оценить способности новейших информационных технологий, открывающие пропаганде доступ к девственно незапятнанным разумам населения, доныне ею не охваченного.

Неувязка информационных технологий XXI века состоит в том, что, вопреки всей предшествующей традиции, расширявшей возможность доступа к инфы, по мере расширения способностей системы образования (грубо говоря, чтоб получить доступ к инфы, нужно было получить хотя бы первичные базисные познания), сегоднящая система неограниченно расширяет доступ к инфы на всё население земли, независимо от того, имеет ли определенный индивидум хотя бы изначальное образование либо обходится без него.

Чтоб вас выпустили в газете было надо уметь хорошо выложить свои мысли, чтоб быть героем интернет-чатов не нужно иметь не только лишь познаний, но даже самих мыслей. Неприхотливой аудитории идеальнее всего продаются эмоции. Отсюда высочайшая популярность ток-шоу. Их весьма очень ругают, но ругают конкретно те люди, которые их глядят. Тем, кто не глядит, полностью всё равно есть эти шоу либо их нет. Ругающие же относятся к ним как к наркотику. Наркоманы знают о угрозы наркозависимости, нередко даже соображают, что уничтожают сами себя, но не могут тормознуть — организм просит дозу. Буквально так же, люди, привыкшие получать от ток-шоу чувственный заряд (не принципиально положительный либо нехороший) не могут без этого заряда, потому ругают, но глядят.

Отсюда же высочайшая популярность теорий комплота. Ограниченный разум, не имеющий опыта работы с информацией, не обременённый образованием, постоянно склонен считать непонятное небезопасным. Наиболее того, такие люди, не владея способностью отличить правду от ереси, убеждены, что их все накалывают. Хоть, как вы осознаете, государству незачем растрачивать ресурсы на индивидуальный обман какого-то Васи из Кривозавалищенска. Во-1-х, от Васи ничего не зависит. Во-2-х, он просто неспособен к самостоятельным оптимальным действиям. Муниципальная пропаганда его просто не учитывает. Она работает с фаворитами публичного представления, которые и должны привести Васю в адекватное состояние.

Но сегодня мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией, когда не фавориты воззрений сформировывают позицию Васи, а Вася оказывает критичное воздействие на позиции фаворитов воззрений. Сторонники теорий комплота начинают плодиться во полностью авторитетной, образованной среде. Тут, как я понимаю, действует фактор количества. Человек в вебе сталкивается с миллионами обезличенных Вась. Если б он их знал лично, то их мировоззрение его бы не тревожило из-за их очевидной умственной убогости. Но в социальной сети это совершенно необязательно приметно. Там принят свой сленг (тяжело найти настоящую грамотность человека), в процессе дискуссии нужны недлинные афористичные выражения, их истинность не принципиальна. Подтверждением служат бессчетные ссылки на «источники», адекватность которых не быть может испытана слету. Таковым образом, освоивший легкие способы интернет-дискуссии маргинал будет смотреться убедительнее матёрого доктора. Наиболее того, даже опосля того как доктор освоит те же способы, он не сумеет затмить маргинала, ибо опустится на его уровень. Это всё равно что пригласить шеф-повара пафосного ресторана обсудить меню обеда со стаей шимпанзе.

Ещё один момент — спрос. Миллионы Вась ставят лайки, делают аудиторию передач, пишут комменты. А это всё средства. Чем популярнее передача, тем больше в неё можно впихнуть наиболее дорогой рекламы. Как следует возникают целые телеканалы, радиостанции, интернет-ресурсы, ориентирующиеся только на ублажение тяги маргинальных слоёв к таинственному. Чушь легализуется в очах населения, привыкшего к тому, что центральные СМИ должны выдерживать определённый эталон. Меж тем, конкурентность всё настойчивее подталкивает СМИ к тому, чтоб жертвовать эталоном ради популярности.

В итоге невзирая на то, что современное русское правительство владеет довольно сильной и отлично отлаженной системой пропаганды и контрпропаганды, мы всё почаще сталкиваемся с тем, что система начинает работать вхолостую, а люди, обязанные защищать позицию правительства, неприметно для самих себя начинают её оговаривать, поэтому, что «так все молвят». Мы лишь втягиваемся в очередной информационный кризис, когда старенькые способы пропаганды прекращают работать, а новейшие лишь предстоит выработать. У нас есть время, для того чтоб заняться сиим вопросцем и не допустить еще одного провала гос пропагандистской машинки, схожего с теми, что потрясли Российскую империю и Русский Альянс сначала и в конце ХХ века соответственно.

Но для этого нужно до этого всего осознать, каким образом происходит насыщение информационного места, каким образом определяется (на этот момент стихийно) актуальность и востребованность некоторой инфы, и научиться воспользоваться сиим механизмом для насыщения места правильной информацией и блокирования распространения неверной.

И крайнее. В современных соц сетях весьма не обожают слово пропаганда. Обозвавший оппонента пропагандистом сходу ощущает себя победителем в споре. По сути в пропаганде нет ничего отвратительного. Наиболее того, в истинное время хоть какой из нас пропагандист. Независимо от того, участвуем ли мы в передаче, пишем ли длинноватую статью для какого-либо веб-сайта либо маленький комментарий из пары междометий, мы отстаиваем свою точку зрения — пропагандируем её, пытаемся уверить массы в её верности. Ровненьким счётом то же самое делает и власть, и оппозиция. Овладение же новыми, более действенными информационными (пропагандистскими) технологиями, только упрощает нам доступ к разумам и сердцам граждан.

Ростислав Ищенко, alternatio.org

Источник: politcentr.ru

Bit News
Добавить комментарий